Авиатор: назад в СССР 7 [СИ] - Михаил Дорин

— Понял, это всё лишь наша работа, — скромно ответил Валера. — 103й?

— Идём сзади. Рассчитываем на посадку за вами парой, — доложил ему Паша.

— Понял вас. Мы ускоряемся, до связи.

После посадки было интересно, почему Марик так долго бежал к самолёту. Оказалось этот балбес не смог найти ботинки, а по сему побежал в одних носках, когда уже понял, что времени нет.

Представляю, какого это бежать без ботинок, постоянно ловя то камни, то ещё какой мусор. Но не остановило это героя-любовника, а только разыгрался в нём ещё больший аппетит. Так, Барсов снова свалил с дежурства.

— Пойду, выйду. Жарковато стало, — сказал я, направившись на выход из домика.

Небо было затянуто густыми облаками, но луна периодически виднелась в разрывах клубов этой ваты. Свет от естественного спутника Земли был сегодня ярким, а тень отбрасывалась на пыльную поверхность очень хорошо.

В таком свете можно и прочитать письмо, но лучше найти фонарь. Над скамейкой в паре десятков метров от модуля дежурного звена покачивался прожектор, освещающий стоянку с нашими МиГами. Проходя мимо капониров, я заметил, как часовой пытается переминаться с ноги на ногу. На улице похолодало к ночи, а парень не додумался поддеть какой-нибудь свитер под форму.

Техники уже закончили подготовку самолётов к повторному вылету, но в воздухе всё ещё чувствовался запах керосина и отработанных газов. Сел на скамейку под прожектором.

Теперь можно посмотреть и на фотографию друзей. На душе от воспоминаний курсантской жизни, стало приятно и тепло. Открываю письмо и вижу корявый почерк Рыжова.

«Серый, я в курсе, где ты, поэтому просто расскажу как у меня дела…», — написано в одной из первых строк.

Ничего, собственно для Артёма не поменялось. Он также инструктор в училище, растит сына, а Света его пилит за всякие-разные косяки. Но у них по-прежнему всё хорошо и они ждут второго ребёнка.

— Семьянин, значит, — произнёс я вслух, и в памяти пробежали воспоминания обо всех «перлах» в исполнении моего рыжего друга.

Конечно, весёлой была и свадьба у моего друга, и выпускной… закончившийся трагично.

Далее шёл текст, написанный уже другим человеком. Макс Курков своими размашистыми буквами расписал во всех красках, как он счастлив с Леночкой Петровной. Его место службы не изменилось за год, и всё у него продвигается как нельзя лучше. Уже готовят его к повышению в должности. Насчёт детей не пишет, но думаю и это событие не за горами.

«У нас так всё хорошо с Леночкой. Повезло, что моя жена психолог и, наверное, поэтому мы не ругаемся вообще…» — читал я хвалебные отзывы Макса о его жене.

— И этот семьянин, — сказал я, вспоминая всю историю любви Лены и Макса.

Третьим в этом письме отметился Бардин. Кто же ещё мог организовать подобную доставку, пользуясь связями отца как командира транспортного полка.

Писал Костян, что уезжая в отпуск, он решил соорудить мне вот такую передачку с различными дефицитными товарами.

«Бренди и пиво — на особый случай, чтобы проставиться на уровне, не ударив в грязь лицом», — прочитал я в одной из строк.

Пока читал, на душе становилось всё теплее и теплее, хоть ветер и поддувал со спины, принося странные запахи дурмана. Кто-то в кишлаках дует какую-то гадость.

Бардин писал, что он прекрасно служит в Венгрии. В следующем году обещали на второй класс его вывезти, а там и до школы испытателей недалеко.

«Знаю, что вы с Басолбасовым уже „за речкой“ побывали», — написано у него в одной из строк.

Костя сообщил, что его полк может быть переброшен на усиление в Афганистан. Также, написал мне Бардин и про Краснову, и про Галю Капустину с большими… «капустами». Она всё такая же задавала, только теперь вышла замуж за какого-то партийного работника.

— Ну, и молодец, — спокойно сказал я, продолжая читать письмо.

Про стариков моих тоже написал. Бабушка волнуется, что меня могут в Афганистан отправить, но дед её отдёргивает постоянно.

«Владимир Петрович понимает всё и догадывается где ты», — написал Костян.

Дед — фронтовик, его сложно провести. Но судя по написанному, он горд за внука и ждёт, когда я приеду.

В заключении, Костян попросил меня беречь себя и никуда не лезть без нужды. Вот только… и почему вечно кто-то мусор бросает на аэродроме?

У скамейки стояла стеклянная бутылка. Вроде из-под ацетона. Я поднял её и повертел в руках. Ацетоном в ней и не пахло.

— Столичная. Даже этикетку не сорвали, — сказал я, унюхав запах водки в бутылке.

Нельзя рядом с капонирами такое держать.

С этой мыслью, я швырнул за спину бутылку. Вот только падения не было, а был глухой звук и чей-то резкий выдох. И дальше всё закрутилось…

Развернувшись назад, я успел только упасть на спину, чтобы не получить удар ножом сзади.

— Тревога! Духи! — выкрикнул я.

Молниеносно меня сверху придавил человек в чёрном одеянии всем своим весом. Пропустил я и мощный удар локтем в район губы, но не отключился.

Не было у меня уверенности, что мой крик был услышан. Хотел повторно прокричать и предупредить всех, что у нас прорыв, но теперь это было тяжело сделать.

Душман сильно давил на мою трахею, пытаясь не дать мне, блокировать его нож. Одну руку освободить никак не получалось, а вторая — последнее препятствие между мной и ножом.

Он с силой приближал кончик лезвия к моему лицу. Я попытался ещё раз выкрикнуть, дабы предупредить остальных, но его локоть не давал мне произнести и слова. Звук был похож на захлёбывание.

Нож всё ближе. Несколько раз бью его коленом, но он терпит и не сдаётся, шепча какие-то слова на дари.

Лезвие ножа касается моей щёки, и сил уже не остаётся, чтобы сбросить с себя духа.

Смерть близко, но так не хочется снова в её владения. Я не видел никаких способов выкрутиться, пока не почувствовал, как моя левая рука зашевелилась у бедра противника. Из последних сил, смог скинуть с себя душмана, словно куклу. А ведь этот кабан немного больше меня.

— Ду… и… кхм! — попробовал произнести я, но закашлялся и не смог громко выкрикнуть фразу.

Хотя этого уже не требовалось. Аэродром начал просыпаться. Послышались несколько взрывов, стрельба и громкие крики из нашего домика.

Нужно помочь своим, да только у меня свой противник. Душман потерял нож, и искать его не собирался. Он потянулся за пистолетом к своей кобуре, но я был быстрее и повалил его на пыльную поверхность.

В глазах саднит от попавшего в них песка. Диверсант снова тянется к кобуре, но я хватаю его руку и резко перевожу на излом. Сильный хруст в районе его плеча, и душман кричит от боли. Несколько ударов в голову, чтобы совсем отключить противника, и я достаю, пистолет из его кобуры.

Наш Стечкин! Возможно, трофейный и снят с какого-нибудь погибшего лётчика.

Мне стоит застрелить это чудовище. Ведь он хотел всадить мне нож в спину. Такие, как он, постоянно нападают на наши заставы, и режут молодых пацанов.

Ещё хуже, когда берут в плен, а там с ребятами происходит всё что угодно. Им дают ровно столько, чтобы они могли существовать. И сейчас, хоть с одним из них я могу поквитаться.

— Конец тебе, — громко говорю я, но палец не хочет нажимать на спуск.

Что-то внутри говорит мне нельзя. А если душман расскажет о предателях, которые впустили их сюда? Ценные сведения для следствия. Рукояткой пистолета сильно бью ему по затылку, чтобы полностью лишить его сознания.

Стрельба в модуле продолжается. Сняв с духа винтовку, я рванул к входу в домик дежурного звена. Хорошо был оснащён этот диверсант, раз у него винтовка G3!

— Стреляй! Не дай уйти! — слышу я крик из-за модуля.

В темноте появляются две фигуры, явно одетые никак советские солдаты. Не раздумывая, я прицелился и пустил очередь по ногам. Раздались крики боли и слова на арабском. На земле остались лежать ворочающиеся два тела рядом с дежурным домиком.

— Лежат! Попали! — вновь послышался крик со стороны входа и к раненным духам подбежал боец, забрав у них оружие.

По аэродрому начал ездить транспорт. Отовсюду громкие голоса, топот и мат-перемат. Одно изменилось — перестали стрелять.

— Руки поднял! — крикнул мне на арабском кто-то со спины.

Медленно выпрямившись, я увидел перед собой в разгрузке высокого солдата. Хотя вряд ли это был рядовой. Слишком уж взросло выглядит этот боец и экипирован